«После окончания Манчжурской компании, которая закончилась быстро, наша часть была расформирована и я был направлен на продолжение воинской службы в 34-тый стрелковый батальон Харьковского гарнизона, который располагался на Красной речке в 18-ти километрах от Хабаровска на берегу р. Усури.
В сентябре 1945 года меня назначили зав. продовольственным складом. Я обеспечивал продовольствием столовую часть, офицерский состав и вольнонайомных рабочих.
Кроме того, меня избрали секретарем комсомольской организации части. Моя солдатская жизнь была удовлетворительной.
Но в январе 1948 года я тяжело заболел и был направлен в 301 военный госпиталь
г. Хабаровск, где проходил лечение с 15.01.1948 г. по 28.02.1948 г.
А 27 февраля 1948 года военно-врачебная комиссия 301-го военного госпиталя
г. Хабаровск меня комиссовала. Так, закончилась моя военная служба.
По возвращению домой (мои родители проживали в Каменском лесничестве Дымерского лесхоза), я увидел объявление в котором Министерство лесного хозяйства СССР просит направлять в 2-х годичную лесную школу работников лесного хозяйства, которая находилась в г. Ирпень Киевской области.
Я приехал в г. Ирпень, сдал экзамены. Нам, как солдатам участникам боевых действий, была понятно скидка к требованиям.
И так я в 1948 году поступил и в 1950 году закончил курс обучения, сдал экзамены с одной четверкой, а по остальным 12-ти предметам — пятерки. Мне присвоили квалификацию — младший лесовод. Эту школу закончила и моя супруга, которая была направлена с Семеновского лесхоза Черниговской области на учебу.
Одновременно проходя учебу в школе, мы проходили учебу в Макаровской заочной средней школе, после окончания которой, нам выдали аттестат зрелости, который давал нам право поступления в высшее учебное заведение Советского Союза.
В армии я постоянно участвовал в художественной самодеятельности в агитбригадах, играл на струнных инструментах, хроматической гармошке, баяне, читал со сцены различные произведения. Проходя учебу в лесной школе, организовал струнный оркестр, который насчитывал 15 инструментов. И я был руководителем этого оркестра.
После окончания учебы меня и супругу направили на работу в третью Киевскую аэрофотолесоустроительную экспедицию. И так с 11 августа 1950 года начался отсчет моей трудовой деятельности, которая закончилась 3 сентября 2000 года.
Проработав 12 лет в лесоустройстве, я в 1963 году поступил в Украинскую сельскохозяйственную академию на заочное отделение лесного факультета, чтобы иметь высшее образование. Закончил учебу и получил диплом 24 июня 1970 года с квалификацией инженера лесного хозяйства.
Закончил я трудовую деятельность в Украинском лесоустроительном предприятии «Леспроект» в должности старшего инженера 3 ноября 1986 года, в связи с уходом на пенсию по возрасту.
Поскольку Украинское л/у предприятие подчинялось Всесоюзному объединению «Леспроект», нам приходилось устраивать объекты по всей территории бывшего Союза.
За период с 1950 по 1986 гг. мне пришлось устраивать и тяжелые для работы объекты и легкие, к примеру, Курганская область или Украина. К тяжелым объектам я отношу Туринский лесхоз, лесоустройство в котором мы проводили через 20 лет после первого лесоустройства. Туринск — город ссылки декабристов. В лесах лесхоза располагались лагеря, с которых в летнее время совершались побеги заключенных, которые представляли опасность окружающим. Меня с Марией Максимовной направили в Сарагульское лесничество площадью 75 тыс.га. Мне поручили устроить южную часть на площади 25 тыс. га где не было лагерей заключенных. Но на работу, я без ружья не выходил. У меня была бельгийская безкурковая 2-х стволка 20 калибра с надписью «специал», которая нам помогала в продовольственном положении и служила защитой.
Зная, что там трудно с рабочей силой, экспедиция набирала рабочих с Ирпеня. Мне дали Бабюка Николая, 16 летнего парня, сына военного пенсионера.
Под осень полученное в экспедиции обмундирование износилось, и мы купили ему полосатый костюм заключенного.
Однажды произошел такой случай.
Мы шли втроем — я, Максимовна и рабочий. Выйдя на лесную дорогу, обнаружили множество белых грибов. Мы начали их собирать, а рабочий, который был с моим ружьем, говорит, — собирайте, а я пойду дальше, посмотрю. Только скрылся он за поворотом дороги, как я услышал, что он разговаривает с кем-то. Я все бросил и побежал к рабочему. Он стоял с ружьем на изготовке, а перед ним стоял мужчина, лет 60-ти, который пытался дрожащими руками свернуть папиросу. Это был единственный человек, которого мы встретили в лесу за все время работы в данном объекте. Спрашиваю, — откуда вы идете? Он называет деревню в которой мы живем. А лесника знаете? Он назвал его фамилию и даже его собак — Верный и Белка.
Я понял, что перед мной не заключенный, не опасный для нас человек, спрашиваю, — а куда вы идете? Он отвечает, — в Тавду, напрямик через лес — 60 км, к вечеру я буду в Тавде, а дорогу я знаю.
Немного успокоившись, он говорит, — увидел «заключенного» с ружьем и замер, думаю все, тут и мои кости останутся, так как наш рабочий был одет в костюм заключенного.
Второй неприятный случай произошел с Марией Максимовной.
Рабочих, которых мы брали на работу, оплачивала экспедиция согласно предъявленных нами нарядов. Когда пришли деньги и ведомости, Максимовна поехала верхом на лошади лесника, чтобы выплатить зарплату рабочим в другую деревню. При возвращении, ее встретил в конце деревни мужчина, который схватил лошадь за уздечку, но она ударила лошадь кнутом и она понеслась галопом, мужчина упал, оторвавшись от уздечки.
Еще один неприятный случай был с Максимовной в Костромской области в Семеновском лесхозе, территория которого на 80% была заболочена, без резиновых сапог на работу выйти нельзя.
Мы базировались в поселке Красная Надожка. Максимовна с лесником и рабочими с другой деревни промеряла просеки. После окончания работы, уже вечером, лесник с рабочими пошли в свою деревню, Максимовна решила вернуться в Красную Надожку. Идти нужно было километров шесть. Примерно на полпути ее встречает медведица с двумя молодыми медвежатами.
Медведица встала на задние лапы и сильно зарычала. Максимовна рухнула на землю и потеряла сознание. Медведица покатила ее, а потом предоставила играться с нею медвежатам. Натешившись вдоволь, медведица забрала своих малышей и удалилась. Максимовна пришла утром, вся поцарапанная, грязная и замерзшая. Вот в таких переплетах приходилось побывать при проведении лесоустроительных работ в сложных условиях.
Помню, в Днепровском лесничестве, проверка была из Москвы. Перед концом проверки, заходим в участок, в котором преобладает по составу дуб лет — 60, но в составе числится ольха, а ее в северной части участка, где мы ищем, нет, он спрашивает, — а где ольха? Я подношу ему папку и показываю, смотрите, вот даже на папке отмечено, что ольха расположена в южной части участка вдоль просеки, так как за просекой был сенокос.
—     Так, что же я у вас так ничего и не найду?
—     Как видите, отвечаю я. И все же он поставил мне « 4 », мотивируя тем, что в одном месте, по просеке, были поставлены березовые пикеты. Это потому, что промер проводил студент, проходивший практику. Я ему объяснял, что пикет должен быть белым, ошкуренным, чтобы его хорошо было видно. Вот он и решил, чтобы не шкурить забивать березовые пикеты, а мне сделал замечание проверяющий, мол, плохо инструктировал практиканта и за это поставил — « 4 ».
Я считаю себя потомственным лесоводом, т.к. мой отец всю жизнь проработал в лесном хозяйстве. Та и я, без малого, 40 лет посвятил работе на этом поприще.
Болит душа и разрывается сердце, когда я вижу передачи по телевизору, как горят, с таким трудом создаваемые лесные насаждения на приднепровских песчаных курганах, так называемых — Алешковские пески.
Я начинал свою работу в Голопристанском лесхоззаге. Трудность заключалась в том, не было материала для разбивки пикетов при промере, а необходимо было промерять просеки и поставить квартальные столбы.
У меня была бригада рабочих, семья по фамилии Черных. Они ночью ходили по соседских усадьбах, в которых росла молодая акация, и воровали десятки четырех-, пятиметровой длины. Акацию потом разрубывали на пикеты, толстые распиливали, чтобы было больше. Вот так начиналось облесение приднепровских песков. Вначале было очень модно проектировать культуры по способу профессора Погребняка. Он состоял в создании квадратных, метр на метр, площадок с размещением их друг от друга по три метра.
Этот метод оказался совершенно не пригодным, что выяснилось при следующем лесоустройстве через десять лет. Насаждения, создаваемые таким способом, по 5 штук на площадке, целый день подвергались солнечному освещению, сто процентов поражались подкорным клопом, а обыкновенная сосна и побеговьюном. При проведении следующего лесоустройства пришлось реконструировать все культуры, созданные таким способом и переходить на рядовые культуры с изменением породы.
Высаживать начали сосну крымскую и горную. Они не поражались побеговьюном, а в рядовых густых культурах не было подкорного клопа.
В противопожарном отношении проектировались лиственные породы и кустарники. При проведении третьего лесоустройства, насаждения достигали тридцати лет и лесхоз уже вел распиловку древесины на штакетник, а с иглицы производился хвойный экстракт. Так происходило облесение приднепровских Алешковских песков и прекращение передвижения их на пахотные земли.
Со вторым случаем отрицательного метода создания культур по способу профессора Погребняка я встретился в Житомирской области. Несколько лесхозов занялись созданием культур тополя обыкновенного таким площадочным методом. Но ошибка еще заключалась в том, что высаживали его на боровых песчаных почвах, пригодных для посадки сосны.
Эти тополя, через 10 лет, превращались в кустарники, так как были посажены на несоответствующих почвенных условиях.
В Италии тополь высаживался в пойменных условиях и в 15-ти летнем возрасте достигал 20 м высоты и 20 см диаметра, а поскольку возраст рубки тополя 27 лет то за сто лет можно снять четыре урожая, но нужно высаживать его в соответствующих условиях. Поэтому все культуры, а их было тысячи гектаров, пришлось проектировать под реконструкцию.
А с третьим способом неудачно созданных культур встретился в Целиноградской области. Обратил внимание на сосновые культуры, созданные рядовым способом, достигшие уже 2-х метровой высоты к двенадцати годам, в которых наблюдалась массовая суховершинность.
При закладке почвенной ямы выяснилось, что слой плодородной почвы составлял 50-70 см, а дальше залегал сплошной плотный солонец. Корни насаждения не могли его пробить, и насаждению не хватало влаги, вследствие чего происходило усыхание.
Экспедиция была вынуждена договориться с местной почвенной экспедицией, которая произвела почвенное обследование устраиваемого объекта, после чего тысячи гектаров созданных лесных культур пришлось проектировать под реконструкцию, а площади проектировать под создание сенокосных угодий, травы на них росли хорошо.